Чайки возвращаются к берегу. Книга 1 — Янтарное море - Николай Асанов

Полковник проводил Анну Вэтру до приемной, потом по коридору до лестничного марша и там еще постоял, глядя, как высокомерно идет она, подняв свою маленькую, похожую на птичью, головку, небрежно помахивая сумкой.

В этот вечер он провожал всю группу в лес. Больше провожатых не было. Но он знал, что Анна Вэтра и сама не пошла бы провожать мужа. И ему был обидно и больно за товарища.

Впрочем, сам Вэтра, кажется, не унывал. Он вместе с Графом тщательно осматривал снаряжение, инструменты, оружие, поклажу на машине, рюкзаки отъезжающих, следил за упаковкой, как будто ему давно недоставало именно такого живого, почти бездумного занятия, когда поневоле отвлекаешься от всего, живешь этим часом, этим делом, этими заботами. И полковник, наблюдая за ним, думал: «Выдержит!»

8

На рассвете они выгрузились в лесу.

Накануне Граф съездил в Энгурское лесничество и действительно отыскал там давно заброшенный, но почти уцелевший бункер, в котором сохранилась даже печь из бензиновой бочки с выведенной через крышу трубой. Сделанные им на месте снимки проявили, рассмотрели и решили, что бункер подойдет. Во-первых, старый, основательно обжитой, со множеством тропок и порубок вокруг, во-вторых, не надо завозить такие подозрительные вещи, как новую печь. Сразу видно, что живут в бункере давно.

От лесовозной дороги до бункера было не больше пяти километров, значит нетрудно перетащить вещи.

Сопровождал группу оперработник с мотоциклом. Мотоцикл он вез в кузове грузовика, чтобы не пугать хуторских собак. Недалеко от места выгрузки отыскали удобное дупло в дереве, которое отныне будет почтовым ящиком для связи группы с Балодисом. Было обусловлено, что оперработник с приходом в группу шпионов будет два раза в сутки, утром и вечером, навещать «почтовый ящик» и забирать сведения из группы. Туда же он должен доставлять распоряжения и инструкции.

«Почтальон» завел мотоцикл и уехал, увозя донесение о благополучном прибытии на место. А остальные, нагруженные, как лошади, потащились в лес.

Земля уже подсохла и мягко пружинила под ногами. Остро пахло хвоей, смолой, молодой листвой. Шли по старой, почти невидимой тропинке, но Граф был таким проводником, что мог бы привести их в рай и в ад.

Перетаскав все имущество, пообедали и легли отдыхать.

Вечером начались занятия.

Прежде всего принялись разрабатывать и заучивать свои легенды. Командира отныне называли только Лидумс. У некоторых были старые, партизанских еще времен, псевдонимы, они вернули их. Легче помнить, что ты уже был Графом, а ты Мазайсом, Кохом, Юркой, чем заучивать новые имена. Труднее, чем другим, пришлось Линису и Ниедре. Оба оперработника в период оккупации Латвии находились в Советской Армии, в Риге не бывали, не знали ни немецких анекдотов, ни песен подполья. Не знали даже, какие сигареты курили при немцах, сколько они стоили, что тогда пили, как назывались рестораны. А все это надо было знать. Ведь «гости», которых они здесь ждали, в те времена непременно бывали в Риге и уж, конечно, как полагается лакеям, пили и жрали все, что перепадало с господского стола.

Линис вспомнил, как все дразнили его за маленький рост и молодость, Дитятком, — и взял себе псевдоним Делиньш. Ниедре, отпустивший бороду, назвался просто — Бородач.

Делиньш — опытный радист, приспособил старенький приемник, протянул на вершину сосны антенну и они сразу попали в общий ритм жизни страны, хотя отныне должны были жить как на зимовке и по законам зимовки: никакого общения с внешним миром, выход из леса только с разрешения командира, ежедневная упорная работа. Шпионы должны прибыть в группу сразу после праздников, за эти несколько дней каждый член группы обязан не только выучить собственную легенду, но и легенды всех остальных. Если уж они воюют вместе столько лет, так должны отлично знать все друг о друге.

Это было очень похоже на какую-то странную школу.

Лидумс называл имя и приказывал:

— Делиньш! Расскажи анекдот!

— Входит немец в дом, а там три латыша Гитлера ругают…

— Мазайс, что ты курил и сколько стоили твои сигареты?

— «Норд-фронт»! Длинные, в синей упаковке!

— Юрка, где находился ресторанчик «Унгария»?

— На углу Даугавпривас и Калнциема.

Порой Лидумс приказывал вести перекрестный разговор на жаргоне или «вспоминать» разные случаи из «прошлой жизни» группы. Слишком ретивых фантазеров он одергивал так строго, что все работы по лагерю вели провинившиеся в порядке внеочередных нарядов. Чаще всего темой для разговора о «прошлых подвигах» Лидумс избирал «нападение на кассира прошлой осенью». Надо было подготовиться к расспросам шпионов о том, откуда «лесные братья» берут средства для жизни. В общей легенде группы был перечень всевозможных ограблений, совершенных якобы до прошлого года, когда главный шеф группы Будрис запретил бессмысленные грабежи. Последним «ограбили» какого-то кассира. Но с того времени держатся осторожно. Нашли двух-трех пособников, которые и помогают им скрываться от возмездия.

Вечерами пели песни: «Бункерочек», «Лесной гимн», «Курземские партизаны», и быстро спевшиеся Делиньш, Мазайс и Граф умело выводили унылые мелодии:

Синие сосновые леса!Солнца золотистый свет!Пусть нас охраняют небеса,Сам господь хранит от бед…

Больше нравилась баллада о курземских партизанах, в ней хоть говорилось о любви. Там Клактс торопился увидеть прекрасную Имулиет и шел к ней, когда пели петухи. Из баллады было невозможно выяснить, чем кончились эти свидания, но, судя по всему, беднягу Клактса прикончили «синие», и новоиспеченные «лесные братья» усердно орали:

Ах, в памяти только ты,Прекрасная Имулиет,К тебе я спешу, когдаПетух возвестит рассвет!

Два раза в день дежурный по лагерю и сам Лидумс шли к «почтовому ящику». Пока новостей не было.

А потом опять начиналось: «Папиросы?» «Сколько стоил билет в кино?» «Какую картину смотрел со своей девушкой в августе сорок четвертого?» «Какой марки шнапс подавали в ресторане «Эспланада?» «Сколько стоила рюмка шнапса?» «Сколько пропил в ту ночь?» И непьющий Бородач с усилием вспоминал, сколько же стоил этот проклятый шнапс в ресторане, которого он не видывал, и как там были расположены зеркала, и какие там девочки с челочками ждали господ немецких офицеров… В газетах того времени, выходивших в Риге, оперуполномоченный Ниедре, ворвавшийся в город с передовыми частями 13 октября 1944 года, с отвращением читал объявления: «Двум немецким офицерам, прибывающим в двухнедельный отпуск в Ригу, хочется познакомиться с двумя хорошенькими девушками — лучше, если одна будет блондинка, другая брюнетка, — чтобы провести отпуск вместе. Все расходы берем на себя…» Но одно дело — читать такие объявления, освободив город от всей этой погани, и совсем другое дело — притворяться, будто ты жил в то время в этом самом городе, помнишь ту «чудную» и «роскошную» жизнь…

Но Лидумс был неумолим, и через три дня «лесной брат», поднятый среди ночи строгим голосом командира: «Делиньш, что было нарисовано на обертке сигарет «Рококо» и сколько они стоили?» — отчетливо отвечал: «Красивая дамочка, такая пухленькая. Стоили полтора лата…»

Занятия кончались не раньше полуночи. Только прослушав последние известия, ложились спать. Лишь дежурный охранял лагерь.

А утром все начиналось сначала…

Так прошли майские праздники, так прошла неделя после праздника. И только восьмого мая Лидумс достал из «почтового ящика» короткое сообщение:

«Направьте Мазайса в Ригу по условному адресу. Встречайте гостей девятого».

Обучение окончилось. Начинался опасный экзамен.

Да, порой им казалось, что они взялись за непосильное дело.

Спать рядом со шпионами; оберегать их как малых детей; кормить их нашим хлебом; выслушивать изо дня в день яростные их нападки на Советскую власть, которую каждый из слушателей защищал своей грудью; делать вид, что веришь их хвастливым заявлениям о том, что скоро-скоро все в Латвии будет по-другому, для того именно и пришли сюда шпионы, уж они-то тут камня на камне не оставят, уж они-то составят свой проскрипционный список, по которому повесят или расстреляют каждого приверженного к коммунизму…

Слышать их речи о прошлых подвигах, о сладкой жизни за границей, делать вид, что завидуешь такой собачьей жизни… Да, для всего этого нужны крепкие нервы!

Сначала чекисты помалкивали, поддакивали, но вот однажды Бородач сорвался, наговорил всяких горьких слов в адрес тех, кто бросил Родину и удрал за границу. К его удивлению, подействовало: Вилкс приказал Эгле прекратить спор. Так-так, значит, вы, собачьи дети, побаиваетесь?